Выговор. Житейская история

– Что будем пить? – Она держала блокнотик, собираясь там записать его заказ, и светилась любезностью.
– Горячий чай.
– Есть хороший армянский коньяк,– продолжила она…
– Я же сказал, чай, – повторил он, несколько раздражаясь.

– Чай пьют в буфете, а здесь ресторан, – усмехнулась она. – Сюда отдыхать ходят. – Она кивнула на соседний столик, где за батареей сверкающего хрусталя шумно пировала компания молодых людей.

Пришлось заказать сто граммов коньяка и закуску.
Петр Алексеевич осмотрелся. Из его угла весь зал не был виден. Столики стояли тесно и были заняты все. В плотном, сизом от дыма воздухе плыли подносы, нагруженные посудой со снедью.
«…О, голубка моя…» – пела с эстрады дебелая дама в сияющей голубой одежде. Вокальных данных ей явно не хватало, что успешно восполнял небольшой эстрадный оркестр.
Этот мир был так не похож на то, что съедало его в последние часы. А может, оно и к лучшему? Надо же отдохнуть от всего, что навалилось почти с самого утра. Долгое сидение в главке в ожидании приема, привычное сомнение: «Зачем вызвали?» Его, директора Уральского завода резиновых изделий, так внезапно не могли вызвать по пустяковому поводу. В ожидании успел зайти в плановый отдел, решил там попутные наказы своих производственников, передал подарки служебным дамам. Осторожно спросил, зачем вызвали. Не сказали. Или в самом деле сами не знают?
Только к концу дня началось совещание у министра. Оказалось, разгерметизировался спускаемый космический аппарат, и произошла авария. Причины еще выясняются, но уплотняющие резиновые прокладки изготовлены на его заводе. Заныло под ложечкой: неужели поставили брак? Но там же такая серьезная приемка… Пока ничего не ясно, но завод должен особо тщательно выполнить новое задание по этим прокладкам. Срочно! Ночным рейсом надо вернуться домой. А пока он здесь, в ресторане. В самом деле, выпил – полегчало.
Там, в невидимой Петру Алексеевичу части зала посетители танцуют. Туда между столиками пробираются пары, возвращаются возбужденные, разрумяненные. Музыка гремит почти не смолкая. Певичка куда-то делась. Да, на него давно смотрит дама с недалекого столика. Смотрит призывно, недвусмысленно, явно хочет, чтобы пригласил ее танцевать. А что? Давно уже не был в такой роли, но, видимо, еще котируюсь. Пойти? А дальше что? Нет, зачем ему еще это приключение. Отрицательно покачал головой. Отвернулась, разочарованная. А эти за соседним столиком что-то спрашивают. Что им надо? Прислушался.
– …Я и говорю: надо пенсию давать в молодости. А то старики… Им же ничего не надо, кроме работы. Вот и пусть себе работают! Правду я говорю, дядя?
Пьяный бред. Что ему ответить? Слава богу, его за рукав дергает приятель. Да ему и не нужен ответ. Однако пора уходить. Надо спросить счет…
Ничего себе, сумма… Поел, называется...

… – Пристегните ремни, идем на снижение, аэропорт Кольцово!
Выглянул в иллюминатор: в бледном свете раннего утра стремительно приближались острые макушки густого хвойного леса. Потеплело на душе – дома. Его должна ждать машина. Однако поспал неплохо, можно ехать сразу на завод.
Совещание назначил на послеобеда, продиктовал секретарше, кого вызвать.
Совещание короткое – рассказал ситуацию, поставил задачу:
– Изготовить идеальные уплотнители. Ни одна лишняя пылинка в резину попасть не должна!
– У нас же цеху ремонт требуется,– начал было приглашенный технорук цеха. – Потолок не белен, штукатурка может посыпаться. Или просто кусочек побелки. Надо сначала условия создать.
Ответил жестко:
– На ремонт времени нет! Сделать надо срочно! Как вы будете действовать – ваши заботы. Но все должно быть выполнено на высшем уровне. К работе приступать немедленно!
К вечеру второго дня решил проверить, как выполняют указание. Технорук – мальчишка еще, недавно на заводе, справится ли. Послать бы главного инженера, но тот в командировке, придется самому.
Встретивший начальник цеха имеет довольный и загадочный вид. За его спиной этот молодой технорук прячет улыбку. Насторожился: что они задумали? Подвели к сооружению в виде большого куба из полиэтиленовой пленки. Оттуда слышался ровный шум работающего оборудования, и мелькала какая-то тень. Петр Алексеевич забеспокоился: это еще что за новости? Технорук откинул пленку – в лицо пахнуло жаром, вдвоем с начальником цеха вошли внутрь. Первое, что увидел директор, была белая, голая до пояса, вся мокрая от пота спина рабочего и вальцы, на которых вращалась, надувалась и корчилась красная резиновая смесь. Рабочий повернулся и вопросительно посмотрел на начальника цеха. Тот сделал рукой успокаивающий жест, и парень продолжил работу.
– Наш лучший вальцовщик – Виктор Сергеев, – пояснил начальник цеха, когда они вышли наружу, и, уловив тревожное выражение лица директора: там же дышать нечем, добавил: – Ничего, сдюжит. Зато уж ни одна пылинка… Мы сделаем двенадцать прокладок, ОТК выберет две лучшие…
В конце месяца, подписывая приказ на выплату премии, увидел в списке вычеркнутую фамилию, вызвал секретаршу. Та засуетилась: не успели перепечатать… в последний момент… прогульщик Сергеев…
– Вальцовщик Виктор Сергеев?
– Кажется, да. Инициалы его.
Петр Алексеевич вспомнил напряженное лицо вальцовщика, с которого стекали струйки пота. Почему-то в памяти всплыла компания парней из московского ресторана. И он попросил пригласить председателя профкома.
– Да, был лучший вальцовщик. Но он совершил прогул. Мы не можем поощрять разгильдяев. Решено лишить его премии и отодвинуть очередь на получение квартиры.
Директор нахмурился, помолчал.
– Ну, вы потом объявите ему выговор. А премию и очередь верните. Я вас прошу, – он умоляюще посмотрел в суровое лицо председателя профкома…
В конце месяца в цехе на доске объявлений висели два приказа: в одном объявлялся выговор вальцовщику Сергееву В.К. за совершенный прогул, другим – объявлялась благодарность с премированием группы работников цеха, где значилась и фамилия Сергеева В.К. Читавшие недоуменно пожимали плечами. А в курилке мужики подтрунивали над вальцовщиком Сергеевым:
– Слышь, Витек, научи прогуливать так, чтоб премию за это дали…

Послесловие
– Мама! Ну что ты держишься за свою квартиру, эту хрущобу? Неужели она тебе не надоела? Повернуться же негде!
– Хрущоба, говоришь? А знаешь, как она нам досталась, отцу твоему? Ты тогда только родилась. Твой отец на радостях так с мужиками напился, что на другой день на работу не вышел. Я-то в родильном доме была. Ему за это выговор объявили и должны были очередь на квартиру в конец переставить. Он об этом мне и сказать-то боялся – ведь мы на получение квартиры так надеялись, так ее ждали. Но почему-то очередь не переставили. Когда переехали из барака, это было как чудо. Мне квартира моя раем показалась. А барак тот еще десять лет стоял, люди в нем жили-мучились. А ты говоришь, хрущоба.